Ненад Узелац
(Член Правления Белградского форума за мир равноправных)

«Толстой — это Русь прошлая, а Достоевский — будущая»

Космичностьсудьбы,символичностьистории,с одной стороны,и неизбежность истории как системы причин и следствий,с другой, – являются негласными составляющими жизни. Как и чувство,порождающее разум. В результате противоположного процесса (когда разум порождает чувство) конечный смыслнеизбежно обретает некий холод.

Память – своеобразныйпринцип образования генетики, пронесённый нами через историю. Мы – это наше прошлое, мы это то, что с намибыло, - вот где стирается грамматическая граница между прошлым и настоящим. В ходе нашей истории всё прошлое обрело форму единственной возможной истины, по которой мытеперь отличаемся от всехостальных. А раз прошлое определяет нас настоящих, то вместе с нами оно вольётся и в будущее. В противном случае, разве бы сегоднясуществовало то, что мы называем генетикой?

Безрождаемых душой чувств мы никогда бы не моглиосознать того, что собираемся постичь с помощью одного только разума. Вот почему,если мы будем понимать народ как некое единство Души, тогда мы сможем понять и символику, проносимую им сквозь историю. Но если мы будем рассматривать народ как группу индивидов, защищающих разные интересы, то и понимание нами символики завершится где-то на уровнефактов и событий, которые могли произойти где угодно и с кем угодно. Только символика как видимая форма генетики народасоздаёт дух этого народа.

Гегель бысказал, что именно факты наиболее сильнострадают из-занародной души. Рассматривая европейскую территорию как противопоставление Востока и Запада (так уж исторически сложилось, хотя я склонен думать, что такова была Воля Божия), очевидно, чтовсё духовноев основном принадлежит Востоку, рациональное же – Западу. Духовное – первично и естественно, рациональное – вторично, опосредованно, неестественно и всегда граничит с лукавством, скрытностью и всемитеми чертами,которые объясняют его отрицательную сторону. Проще говоря, чувство мы относим к областям духовного, душевного и телесного, разум – биологического и социального. Первое – (православный) Восток, второе – Запад. Это утвердившийся в истории, вечный конфликт чувства и разума: чувство порождает разум, в то время как стремящийся к абсолютуразум уничтожает чувства; по сути, разум собой являет невыносимый холод.

Символы –это манифестное проявление и материальное воплощение чувств, эхо судьбы, историческая игра народа. Сколь символичной стала состоявшаяся в Белграде 17 и 18 сентября 2014 года Международная научная конференция под названием «Великая война – уроки для человечества»! Конференция была организована Белградским форумом за мир равноправных и Центром национальной славы России, а после её проведения состоялосьи открытие памятника погибшим в ходе Первой мировой войны на Калемегдане солдатам.

Памятник выполнен в форме купольного креста, в центре которого расположена фигура Святого Георгия Победоносца, убивающего змия. Если вспомнить, что Первая мировая и «приход» коммунизма в Россию стали временем «ухода» России из Сербии, то очевиден и первый символ – Святой Георгий как герб Москвы спустя век возвращается в Белград!..
Но хорошо это? или же плохо?

Стороны памятника, раскинувшиеся на восток и запад, являются вторым символом –символом христианского пути. Значит ли это, чтоРоссия возвращается в Сербию? Как «братство во Христе»? Или же как«товарищество в антихристе»? [Николай Бердяев, Новое средневековьe]. Третий символпо своей важности может посоперничать с двумя предыдущими: линия «восток-запад», по которой установлен Памятник,как бы пересекает линии двух других памятников: памятника коммунистам и памятника благодарности Франции. Случайно ли это? Выходит так, словно новый Всепамятник предлагает двум другимнекий новый путь? Третий по счёту?Нет, не третий, а единственный – православный путь любви. Не западный путь, не порождённый им многострадальный коммунистический путь, нет.

Змий, которого убивает Святой Георгий Победоносец, для обоих народов был трёхглавым: для Сербии этими головами стали югославянство, коммунизм и западничество, для России – большевизм, сталинизм и,опять же, западничество. Оба народа прошли через три тяжёлых испытания, чтобы, наконец, встать на свой путь. Символ Святого Георгия Победоносца уводит нас космическими нитями глубже в историю и словно говорит: разве не Он – тот, кто выдержал эти три змиева искушения, точнее, мучения, страдая за Отца?Неизмеримой стала цена этойтрёхглавости:страшная смерть русского Царя в начале прошлого века,ав начале следующего века – пластиковый пакет на голове Президента Югославии (Сербии) – приговор всему сербскому, как и русскому, народу. Возможно, политики и не знают, что имеют дело с закономерностями, но история была бы слишком иронична, если бы тоже «заявила», что не знает этого. Случайности как таковые не существуют – они лишь с помощью непостижимых умом нитей ткутсуть. Задумаемся, почемусмертьюЦаря было ознаменовано начало одного века, а со смертью Президента – второго. Судьба и символы – страшные вещи, от которых человек часто сбегает, страшась их как носителей самого страшного груза – свободы.

Чтобы спасти сербский народ, Царь вступил в спланированную Западом войну – пожертвовал и самим собой, и всейРоссийской Империей; Сербия же, несмотря на наибольшее в процентном соотношении число жертв, буквально воскресла из мертвых и создала великое государство. Но этим её добрая православная душа только навредила сама себе. Напрасно в Петрограде сербскую правительственную делегацию в два приёма уговаривали не совершать глупость, которую сами русские допустили с Польшей. (Дословно: «не создавайтеединое государство с католиками!»(которые, помимо всего прочего, всю Первую мировую войну, как и прежде в истории, творили невиданные зверства над сербами).

Как символично: после Октября Россия потеряла себя – после Версаля Сербия последовала примеру своей старшей сестры. Святой Николай Сербский учил тому, что ни один Серб, ни одно поколение сербов не сможет вернуть России долг за то, что она для Сербии сделала. Но сербы начали «возвращать» долг уже после октябрьских событий: огромное число русских эмигрантов нашло укрытие на сербской земле, ив 1941 году, задержаввремя нападения Гитлера на СССР масштабным восстанием и вооружённым отпором неприятелю. Эта мученическая стойкость народа проявится и в 90-ые годы страшного двадцатого века, когда сербы минимум на десятилетие задержат на Балканах НАТО на его желанном пути к Владивостоку. Пакет на голове –самый страшный символ полного духовного униженияи уничтожения народа, молящего о помощи у России, теперь уже не красной и не черной, не коммунистической, не прозападной, а у православной силы, у «братства во Христе». Но прежде России необходимо выдержать «новоросскиемуки» как ещё один этап неприятельского «натиска на Восток» и пути к Владивостоку.

А что же Сербия? Сегодня она, как пророчески предсказывал Достоевский, – повёрнута к России спиной, а лицом – к Западу. Вот почему «приход» Святого Георгия Победоносца спустя столетие ужасных сербских и русских страданий представляет собой важнейший символ: и головы стоглавого змия отсечёт Георгий, и сербов повернёт лицом к Востоку.

Достоевский не знал, что написанное им о славянах,которые вспоминают оРоссии только оказавшись в неволе, на самом деле относится и к самой России, ощутившей на себе сегодня давление санкций. Но так ли это? такова ли трагическая судьба славян? Разве мы обращаемся одни к другим только в несчастьи? Волей фаустовщины два мира – Восток и Запад – находятся в глубочайшем конфликте. Разве кто-то сто лет тому назад мог поверить, что «окончательная гибель Запада начнётся после 2000 г.» и «следующий век станет веком христианства Достоевского» [Шпенглер, Закат Европы]? Век назад многим это казалось не просто заблуждением, а сумасшествием. Но Освальд Шпенглер, чувствовал исторические процессы, зналценности двух конфликтующих миров и потому предсказал время, когда состоится переход от старой эры кновой. Страшную цену пришлось заплатить за наступлениеновой эры – цену страданий народа, «пакета на голове» президента. Разве агрессия НАТО 1999 года не ознаменовала собой конец одной и начало другой эры, о которых говорил Шпенглер? Бомбардировками одной своей части Европа обозначила и свой приближающийся конец, предречённый Шпенглером: такова цена исторической игры, в которойсегодня участвует новая рабыня НАТО – Украина.

Множество книг написано на тему упадка и уничтоженияЗапада, но ни одна книга не является столь символичной, как книга Шпенглера, рукопись которой была завершена в 1914 году. Её название – «Закат Европы» - было избраноавтором двумя годами ранее, в ходе Балканских войн –во время начала борьбы православных славян за своё место в истории. Анализируя три души: аполлоническую (греческую), фаустовскую (западную) и русскую (православную), Шпенглер предсказал то, что стало происходить в год, когда он закончил свою рукопись, в год, юбилей которого мы сегодня открытием нового памятника отмечаем. «Возмочь быть свободной — вот в конечной глубине тот единственный дар, который вымаливала у неба фаустовская душа», пишет Шпенглер то, о чем говорил и Достоевский в своём «Великом инквизиторе» : «..Да, мы заставим их работать, но в свободные от труда часы мы устроим им жизнь как детскую игру (таково западное «счастье» - примечание Н.У.)… они слабы и бессильны, и они будут любить нас как дети за то, что мы позволим грешить…и всякий грех будет искуплен, если сделан будет с нашего позволения…» [Фёдор Михайлович Достоевский, Легенда о великом инквизиторе].

«Возмочь быть свободной» -так пророчески описывает Шпенглер мечту фаустовской души, -разрешить ей убивать, если вину понесёт кто-то другой. Вот почему пилот «демократического» государства вершит убийства другого народа, говоря, что просто исполняет долг перед своей державой. [«Пилот сбрасывал бомбы с наилучшими намерениями, чего и нужно ожидать от хорошо подготовленного пилота-гражданина демократической страны» (Джейми Шей, заместитель генсека НАТО, 15 апреля 1999 г. – день спустя убийства силами НАТО восьмидесяти мирных албанцев у городка Джаковица) (https://newsbbc. couk/hi/english/world/europenewsid, 319000/319943 stm:accesed 15. april 1999.)]

«Грех лежит не на мне» – вот она, сутьфаустовской души! Вот из какого принципа выросло западное гражданское государство, ставшее инициатором той войны, юбилей которой мы сегодня отмечаем, и всех последующих войн – тоже. Отражение мечты фаустовской души о небесах на земле Шпенглер мастерски находит и в западной науке и культуре. Так, устремившееся вверх остриё готического собора – символ мечты о небесах на земле, о непогрешимости Человекобога. Достаточно увидеть кафедральный собор Святого семейства в Барселоне, чтобы ощутить страх, который он производит, и понять, почему душа, воздвигшая его, создала и инквизицию. «Человек Запада смотрит вверх, русский смотрит вдаль, на горизонт» (Шпенглер), и на этом горизонте, вдали, видит нежное соединение небес и земли. Бесконечная равнина, по которой едут гоголевские брички определила русскую душу как душу, стремящуюся к небесным сводам, где каждое «я» претворится в «мы». Под этими сводами не существует ни единого «я». Все за всех виноваты – вот главный метафизический смысл произведений Достоевского. Поэтому Иван Карамазов должен объявить себя убийцей, хоть убийство совершенно и не им. «Преступник несчастный, это полнейшее отрицание фаустовскойперсональной ответственности», - отмечаетШпенглер. В отличие от готического собора –плода фаустовской души, –душарусская и сербская (православная)отражается в купольных (вспомните форму памятника!) храмах и монастырях, в линии горизонта, на котором соединяются небо и земля, чередуются день и ночь, пересекаются горизонтали и вертикали, соединяются линии креста, в центре которого – Святой Георгий Победоносец. Символика – это чудо, неправда ли? Неописуемо чувство умиротворения, которое охватывает человека, зашедшего в сербскую или русскую церковь, чувство спокойствия, возникающее от одного взгляда на её купольную форму.

Стремления фаустовского «я» заключаются и в «нравственной работе над Я, в оправдании Я верой и добрыми деяниями, в уважении Ты в ближнем ради собственного Я и его блаженства» (Шпенглер), и поэтому фаустовское «я», не боясь согрешить, жмёт на курок, как только чувствует, что что-то угрожает его блаженству.Русская же душа, «прасимволом которой предстает бесконечная равнина .., анонимно тщится затеряться в горизонтальном братском мире», для неё «помышлять о ближнем, отталкиваясь от себя, нравственно возвышать себя любовью к ближнему, каяться ради себя – выглядит знаком западного тщеславия и кощунством, как и мощное взыскание неба наших соборов в противоположность уставленной куполом кровельной равнине русских церквей», - объясняет Шпенглер. Фаустовская душа стремится ввысь, в небо, небеса спускает на землю, церковь делает государством, а себя – непогрешимым Человекобогом (разница между Богочеловеком и Всечеловеком, Человекобогом объясняетсяДостоевским в его произведениях) . Для фаустовской души «я» важнее, чем «ты». Русская же душа смотрит на горизонт, в котором видит соединение неба и земли, церковь для неё – на земле, государство для неё – церковь, и главное для неё – это «мы», в котором соединяются «я» и «ты».Плод фаустовской души – западное кино, в котором так много убийств и так мало раскаяния, символ русской души – судьба студента Раскольникова, который, думая, что «если нет Бога, значит всё дозволено»,«не старуху убил, а себя убил» и понёс за это и духовное, и материальное наказание. Раскольников – только часть общего «мы»: его грех – наш общий грех.

Фаустовские принципыотражены и в категорическом императиве Канта: «Ты должен, значит можешь». Лев Шестов же замечает: «ты не можешь, стало быть ты должен. Источником моральных императивов является не свобода, а Необходимость» [Лев Шестов, Киргегард и экзистенциальная философия]. В отличие отпринципов фаустовщины, источник «морального императива» русской (сербской) души заключается не в необходимости, а в свободе, за которую русский и сербский народы понесли, в ходе истории, неизмеримые жертвы. Своим императивом Кант отрицает мораль сострадания (вот откуда происходит и отсутствие раскаяния), этот мягкий элемент православной души: «С русским состраданием, типа сострадания Раскольникова, дух исчезает в братской массе; с фаустовским он выделяется на ее фоне» [Шпенглер, там же]. Единство души, «мы» - православный принцип, переход от «мы» к «я», уважение «мы» ради «себя» - принцип фаустовский. Из-за этого-тофаустовского принципа, после Французской революции и возникает современное, гражданское национальное государство с обществом, существующим по принципу «все против всех», «гражданское общество – раздираемое противоречивыми интересами, антагонистическое общество», «война всех против всех» (Гегель). Для такого государства форма – первична, а религия становится помехой в стремлении к «безграничному пространству», поэтому она и остаётся в рамках личного пространства каждого. Для русской души первично содержание, из которого происходит форма, поэтому для неё неестественна секуляризация, в результате которой фаустовский принцип государства берёт верх и зло освобождается от совести, рождённой христианством.

Достоевский всё существующее «объял» своей любовью; на это указывают и его слова: «У нас — русских — две родины: наша Русь и Европа». Можем ли мы представить себе какого-нибудь столь же великого европейца, пришедшегоотфаустовского «я» к «мы» и сказавшего: «у меня два отечества – Европа и Россия»? В ходе своих рассуждений, Шпенглер задаётся вопросом: какое христианство родится однажды из такого (русского) взгляда на мир? Русский народ – это народ, который не может существовать без своей души. Отказом от неё он бы уничтожил себя и позволил бы другим уничтожать себя, как это было в 90-ые; однако больше это повториться не может. Это не имеет права повториться.

Русский поэт Тютчев так понял и описал загадку России:

Умом Россию не понять,
Аршином общим не измерить:
У ней особенная стать —
В Россию можно только верить.

Для того чтобы Россия осуществила свою историческую миссию, первое, что нужно сделать, – начать верить в себя и нашего Достоевского. Прежде всего, русский должен поверить в себя и своего Достоевского! Пойди Россия любым другим путём – и она ничем не будет отличаться от тех, против кого сегодня сражается. Возвратимся к вопросу, который мы задали выше, - хорошо всё это, или же плохо? Ответ находим у Шпенглера: Европа превратилась безоговорочное Зло, Россия же – потенциальное добро.

Пусть же наступит «братство во Христе», пусть символика памятника укрепит нашу братскую связь.

Давайте послушаемся Тютчева, давайте будем верить в Россию. Надежда – хорошая вещь!